|
Придворный
храм Всеволода не так строен, как церкви Андрея Боголюбского, но и не так
приземист, как храмы его отца: он кажется золотой серединой между ними. Первоначально
его обходили торжественные галереи, а у западного фасада высились две могучие
лестничные башни (к сожалению, малосведущие реставраторы во времена Николая I приняли их за более поздние постройки и
разобрали). А вот по богатству резного убранства он превосходит всё, что
строилось до него не только во Владимирском княжестве, но, пожалуй, и во всей
Руси. Вся верхняя часть стен храма, начиная со ставшего обязательным для
владимиро-суздальского зодчества аркатурно-колончатого пояса, покрыта
разнообразной резьбой. Её можно рассматривать часами как своеобразную
энциклопедию: ангелы, птицы, звери, фантастические существа и растения сплошь
покрывают стены между многослойными лопатками. Под арочками колончатого пояса
стоят многочисленные святые, а в полях закомар расположены сюжетные сцены.
Здесь тоже нашлось место для сюжета «Вознесение Александра Македонского», а на
другом фасаде появился — совсем неожиданно для русской традиции — портрет
самого Всеволода с сыновьями; новорождённого сына князь держит на руках. Выбор
этих сюжетов продиктован назначением собора — княжеского домового храма, а
также желанием возвеличить его могущественного заказчика. Гораздо
менее понятна тематика сюжетов богатой каменной резьбы. Выдающийся
исследователь владимиро-суздальского зодчества Н. Н. Воронин подсчитал, что разные
звери на резьбе храма изображены двести сорок три раза, птицы — около двухсот
пятидесяти раз, а львы сто двадцать пять раз. С ними соседствуют полуфигуры
святых и всадники, а господствует над всем трижды повторённая (на разных
фасадах) фигура библейского песнопевца. Может быть, мастера хотели изобразить
весь существующий мир, все живые творения прислушивающимися к Божественному
слову? «Всякое дыхание да хвалит Господа» -- так сказано в одном из псалмов
Давида. А может, их вдохно- 288 вил
описанный в Библии образ Соломонова храма, который считался непревзойдённой
вершиной зодчества всех времён? ГЕОРГИЕВСКИЙ
СОБОР В ЮРЬЕВЕ-ПОЛЬСКОМ Другим
шедевром белокаменного зодчества является Георгиевский собор в Юрьеве-Польско'м
(1230— 1234 гг.). Его построил сын Всеволода Святослав — тот, который изображён
на руках у отца на рельефе Дмитриевского собора. К сожалению, верхняя часть
величественного храма в XV в. рухнула и была сложена заново московским купцом и
строителем Василием Ермолиным. Наверное, катастрофа случилась из-за сложной
конструкции верха постройки: барабан её главы стоял не прямо на сводах, а на
выложенных над сводами высоких арках. От этого церковь казалась ещё выше, а
внутри всё её пространство словно собиралось вверх, к светоносному куполу.
Эту удачную находку владимирских зодчих позже переняли московские мастера. Надо отдать
Ермолину должное: он добросовестно пытался подобрать камни в прежнем порядке,
но задача была почти невыполнимой. Ведь резьба сплошь покрывала Георгиевский
собор, и счёт сюжетов шёл даже не на сотни, а на тысячи! Поэтому он и выглядит
теперь грандиозной каменной загадкой. Резьба Георгиевского собора двуплановая:
изображения, выполненные в высоком рельефе, размещены на фоне плоского
коврового узора из растительных завитков. Даже колончатый поясок поглотила
стихия орнамента — он словно утонул в стене и покрылся изощрёнными орнаментальными
узорами. Сочетание низкого рельефа с высоким производит удивительное впечатление,
будто резьба выступает, прямо на глазах выходит наружу из гладкой поверхности
стены. Если в церкви Юрия Долгорукого в Кидекше мастер явно «прикладывал»
резные детали к телу храма, то здесь они будто вообще не высечены человеческими
руками, а порождены самим камнем. |