Картина «Праздник чёток», за­конченная в 1506 г., подарила Дюре­ру восторженное признание иску­шённых в живописи венецианцев. Его мастерскую посетили дож (пра­витель Венеции) и патриарх. Худож­ник писал из Венеции своим земля­кам: «Здесь я сделался благородным господином». Венецианская Синьо­рия (правительство Венеции) пред­лагала ему остаться на службе, обе­щая хорошее жалованье, но мастер предпочёл вернуться в Нюрнберг. На родине Дюрера избрали в городской Совет; его ждали крупные заказы.

1513—1514 гг. стали для Дюрера временем высшего творческого подъёма. В этот период он создал три графических листа, вошедших в историю живописи под названием «Мастерские гравюры». Художник, будучи в зените славы, уже не искал заработка, а просто хотел показать миру, на что он способен. Три гра­вюры на меди: «Рыцарь, дьявол и

Альбрехт Дюрер.

Портрет венецианки. Около 1506 г. Государственные музеи, Берлин.

Альбрехт Дюрер.

Праздник чёток. 1506 г. Национальная галерея, Прага.

547

«МАСТЕРСКИЕ ГРАВЮРЫ» АЛЬБРЕХТА ДЮРЕРА

В богатом графическом наследии А. Дюрера центральное место по праву принадлежит трём гравюрам на меди, которые вошли в историю живописи под названием «Мастер­ские гравюры». В этих небольших работах (по формату каждая из них приблизительно равна стан­дартному листу писчей бумаги) мас­терство Дюрера-гравировальшика достигло невиданного совершен­ства. Резец и медь приобретают под его руками чувствительность драго­ценного музыкального инструмен­та, штриховка виртуозна: рассмат­ривая гравюру, зритель забывает о том, что зловещий сумрак леса, потоки солнца, заливающие келью отшельника, свет падающей звез­ды — всё это передано одной чёр­ной краской на белой бумаге.

Одну из гравюр традиционно именуют «Рыцарь, дьявол и смерть». Сам Дюрер назвал её «Всадник» (1513 г.). Вооружённый путник мед­ленно едет вдоль обрывистого лес­ного склона. На всаднике — доспе­хи, в руке — копьё. В грозном виде воина есть какая-то нелепость, без­защитность чудака, роднящая этот персонаж с Дон-Кихотом. Поднятое забрало открывает отрешённое и су­ровое лицо. С рыцарем поравнялась Смерть — мертвец верхом на кост­лявой кляче. Он, наставительно ки­вая головой, показывает путнику пе­сочные часы: его жизнь на исходе. Сзади плетётся дьявол со свиной го­ловой, увенчанной причудливым гребнем. В герое гравюры одни ис­следователи видели врага папства Джироламо Савонаролу (1452— 1498), настоятеля монастыря доми­никанцев во Флоренции, другие — Франца фон Зиккингена (1481 — 1523), который в 1522 г. возглавил мятеж германского рыцарства. Ско­рее всего эта гравюра навеяна книгой знаменитого писателя и фило­софа эпохи Возрождения Эразма Роттердамского (1469—1536) «Ру­ководство для воина Христова» (1501 г.). Рыцарь Дюрера — это хри­стианин, упорно следующий к Не­бесному граду (представлен в обра­зе замка, венчающего скалу на заднем плане), несмотря на искуше­ния дьявола и неотступную бли­зость смертного часа.

Если на первой из «Мастерских гравюр» человек героически проти­востоит смерти, то тема листа «Свя­той Иероним в келье» (1514 г.) посвящена уединённому покою учёного-отшельника. Святой Иероним Стридонский (IV—V вв.) — один из Отцев западной церкви, приближённый папы Дамаса I, за­тем настоятель монастыря в Вифле­еме, прославившийся переводом Библии на латинский язык, — был покровителем учителей и учащихся, богословов и переводчиков. В XVI столетии, когда, с одной сторо­ны, обострился интерес к христиан­ским древностям, а с другой — всё громче раздавались призывы пере­вести Писание на живые европей­ские языки (подобно тому как Свя­той Иероним перевёл его на латынь), этот святой был весьма по­пулярен в образованной среде. Альбрехт Дюрер изобразил Иеронима в глубине просторной кельи, заполненной спокойным, рассеян­ным светом, льющимся сквозь ши­рокие окна. Любовно запечатлены все мелочи скромной, но уютной обстановки: песочные часы, сухая тыква — фляга паломника, подве­шенная к потолку, туфли под скамь­ёй... Используя традиционные атри­буты Святого Иеронима, Дюрер обошёлся с ними просто, по-домаш­нему: кардинальская шляпа висит на гвозде, а лев — спутник Иеронима, — словно огромный ласковый кот, растянулся на полу рядом с мирно дремлющей собачонкой...