Сочинения романтиков часто губила бутафория и пиротехнические эффекты. Романтический мир пластичен, он не требует прямого материального воплощения. И в «Пентесилее», рассказывающей о царице амазонок и герое Трои Ахилле, и в пьесах «Принц Фридрих Гомбургский» и «Кетхен из Гейльбронна» клейстовские образы — проекция поэтического видения. Они и реальны, и условны, а потому трудны для сценического воплощения. Лишь во второй половине XX в. сцена освоила драматургию Клейста, и его произведения вошли в репертуар европейского театра.

Сходную трагедию пережил и другой немецкий писатель — Эрнст Теодор Амадей Гофман (1776—1822). Он был увлечён идеей театральности самой жизни, необъяснимого, но очевидного проникновения театра в действительность и наоборот. Свой фантастический мир Гофман

301

пытался сотворить на сцене театра музыкального — для романтиков «дух музыки» всегда значил очень много. Они считали, что музыка может перенести зрителя в нематериальные сферы, позволит забыть о грубой бутафории театра — о гипсе, дереве, крашеной марле и папье-маше. В 1817 г. Гофман поставил в Берлине собственную оперу «Ундина» (1814 г.). Она была написана на излюбленный сюжет романтической литературы о сказочном существе, стремящемся в мир людей. Но действительность разрушала сказку так же, как сцена разрушала замыслы художников. Планы композитора наталкивались на неповоротливое мышление его коллег; воплотить замысел мешала и несовершенная театральная техника, тяжеловесность объёмных декораций, их несомненная материальность. Актёры музыкального театра к новым идеям относились настороженно. Романтические оперы были слишком необычны, они таили загадки, которые певцам, избалованным публикой, не хотелось разгадывать.

Часто актёры упрощали романтические идеи, снижали их до уровня мелодрамы — отсюда рождение театральных утопий и анекдотов одновременно. Гофман и Клейст (в статье

«О марионетке») воспевали марионетку — деревянную куклу, которую можно дёргать за ниточки: она не будет капризничать, как своенравная примадонна. Потерпев неудачу в театральной практике, Гофман написал ироничный и горький диалог «Необыкновенные страдания директора театра» (1817 г.), в котором представляет идеальную актёрскую труппу — чемодан с марионетками. А актёр, если и станет участником рискованных романтических игр на грани фантазии и реальности, жиз-

Людвиг Девриент в роли короля Лира.

ГЕНРИХ ГЕЙНЕ ОБ ЭДМУНДЕ КИНЕ. «ШЕКСПИР ПРИ БЛЕСКЕ МОЛНИИ»

Кин был одной из тех исключительных натур, которые неожиданным движением тела, непостижимым звуком голоса и ещё более непостижимым взглядом выражают не столько простые, общие всем чувства, сколько всё то необычное, причудливое, выходящее из ряда вон, что может заключать в себе человеческая грудь. Кин был одним из тех людей, характер которых противится влиянию цивилизации, которые созданы не то что из лучшего, но из совершенно другого материала, чем все мы; одним из угловатых чудаков с односторонним дарованием, но исключительных в этой своей односторонности, стоящих выше всего окружающего, полных той беспредельной, неисповедимой, неосознанной, дьявольски божественной силы, которую мы бы назвали демоническим началом...