Император Иоанн Палеолог и императрица Анна. Фрагмент саккоса

(одеяния) митрополита Фотия.

Конец XIVначало XV в.

207

разноцветных нитей. Постепенно основа скрывалась под бесчисленны­ми стежками, и материя преобража­лась, превращаясь в икону. Распрост­ранился обычай подвешивать к иконам вышитые пелены, на которых повторялся сюжет иконы. Таким об­разом, шитьё стало своеобразной «живописью иглой», и это позволило ему выражать самые высокие чувст­ва. Вышивали даже портреты: на большом саккосе (облачении) ми­трополита Фотия, приехавшего в Москву из Византии в 1410 г., поме­щено изображение митрополита.

В искусстве эпохи Палеологов по­является особый тип портрета, где за­казчик изображается молящимся, просящим милости у Бога. Если им­ператоры Македонской и Комниновской династий обычно торжест­венно предстояли не столько Христу или Богоматери, сколько зрителю (они изображались фронтально), то изображённый уже при Палеологах в мозаике церкви Хора Исаак Комнин показан повернувшимся к Хри­сту с просительно протянутыми ру­ками. Его маленькая фигурка выгля­дит жалкой и затерянной, голова в царском венце не достигает и пояса Богоматери. Идея слабости человека по сравнению с небесными силами, даже если этот человек — глава целой империи, передана здесь исключи­тельно наглядно. Столь же одинок и беззащитен и правитель Мореи Димитрий Палеолог, велевший изобра­зить себя на иллюстрации к Еванге­лию. Коленопреклонённая фигура в тёмном одеянии затеряна на плос­кости листа; Димитрий обращён к зрителю в профиль, в мольбе он простирает руки перед собой. Но в отличие от мозаики церкви Хора на миниатюре нет изображения Христа: Димитрий обращается в пустоту, зо­вёт и не получает ответа. Не так ли обращался он за небесной защитой, когда турки захватили гордый Кон­стантинополь, когда турецкий султан потребовал в свой гарем прекрасную Елену, дочь Димитрия, когда, нако­нец, последние независимые облас­ти империи склонили голову под ту­рецкое ярмо?

Блестящий расцвет искусства эпохи Палеологов длился около полутора столетий. Учёные спорят о том, смог бы «палеологовский ре­нессанс» перерасти в настоящее Возрождение, подобное италь­янскому, или эпоха Средневековья в Византии ещё не собиралась уступать своих позиций Новому времени. Однако воинственные тур­ки-османы не дали истории доста­точного срока, чтобы разрешить этот вопрос...

Султан Мехмет II вёл умную и ко­варную политику, изолируя Визан­тию от возможных союзников. Две турецкие крепости встали по обе стороны Босфора, заблокировав Константинополь с моря. Под знамё­на султана собралось двухсоттысяч­ное войско, вооружённое лучшей в мире артиллерией. Турецкое вой­ско осадило столицу империи в 1453 г. Мехмету II пришлось два ме­сяца провести под стенами велико­го города, ибо византийцы, по сло-

Димитрий Палеолог. Миниатюра. Рукописное Евангелие. Середина XV в.

208

Заставка в византийском рукописном Евангелии. XIV в.

Государственный Исторический музей, Москва.

вам очевидца, «мужественно и благо­родно делали то, что выше сил чело­веческих». И в самом падении ещё раз явила Византия своё величие, свою истинно эллинскую гордость. Турки разграбили Константино­поль, перебили или увели в плен его жителей. Мехмет II въехал на белом коне в храм Святой Софии. Визан­тийское искусство, называемое учё­ными уже поствизантийским, т. е. послевизантийским, сохранялось с тех пор не в Константинополе, а в монастырях Афона и на острове Крит. Однако жизнь византийского искусства оказалась длительнее, чем жизнь Византийской империи. Мно­гие греки перебрались в Италию и на Русь, где обогатили местную культу­ру своими традициями. Даже сами завоеватели вдохновились достиже­ниями побеждённого народа, хотя и принадлежали к иной вере — исла­му. Они использовали древние ви­зантийские храмы как мечети, а множество построенных самими турками константинопольских мече­тей подражает великому и непре­взойдённому храму Святой Софии. Вокруг этого собора выросли четыре башни-минарета, с высоты которых мусульман созывали на молитву. Тур­ки, захватившие Константинополь, переименовали его в Стамбул; само это слово («Истампол») происходит от греческого «полис» — «город».