Первые сведения о московских художниках появляются в 40-х гг. XV в. Уже в середине XIV в., очевид­но, существовала великокняжеская иконописная мастерская, под кото­рой, впрочем, следует понимать не определённое художественное на­правление, а группу мастеров, так или иначе зависимых от великого князя и постоянно работающих на

него. Несколько художников были связаны с митрополитом Мос­ковским. Имели своих иконописцев и некоторые монастыри. Наконец, значительная их часть принад­лежала к кругу посадских ремес­ленников. В московском искусстве середины  и  второй  половины

XIV  столетия противоборствовали два художественных направления: местное — самобытное и ориги­нальное, но архаичное по своему изобразительному языку, и грекофильское — знакомившее русских мастеров с высокими достижения­ми византийского искусства эпохи «Палеологовского ренессанса» (см. раздел «Искусство Византийского мира»). Проводниками последнего были, в частности, «греки, митрополичи письцы Фегностовы  (Феогност — митрополит Московский. — Прим. ред.)», расписавшие в 1344 г. фресками Успенский собор Москов­ского Кремля.

Что касается великокняжеских мастеров, то они по традиции рабо­тали в местной манере. Её особен­ности отразились в иконе «Борис и Глеб с житием», происходящей из Коломны. Композиция средника произведения отмечена своеобраз­ной угловатой грацией. Позы кня­зей почти одинаковы. В их лицах есть едва уловимая нотка скорби: словно лёгкая тень легла на пре­красные и мужественные черты. Но одновременно в них много мяг­кости, открытости, спокойной стойкости и доброжелательности. Мастеру коломенской иконы свой­ственно плоскостное, линейное письмо. Чётко ограниченный силу­эт персонажей, залитый чистым, без примесей, цветом, — вот глав­ное средство художественного вы­ражения.

Отечественные традиции спо­собствовали закреплению и разви­тию многих важных и неотъемле­мых достоинств русского искусства, русского эстетического идеала. Без этого творчества был бы невозмо­жен тот высочайший взлёт москов­ской живописи конца XIV — начала

XV в., который, как принято считать,

354

Битва новгородцев с суздальцами. XV в.

Новгородский историко-архитектурный музей-заповедник.

355

Архангел Михаил в житии. Фрагмент иконы. Конец XIV начало XV в. Архангельский собор Московского Кремля.

Благовещение. Икона. Конец XIV в. Государственная Третьяковская галерея, Москва.

вынес на своём гребне Андрея Руб­лёва. Но несомненно также и то, что этот взлёт стал возможен только благодаря русским мастерам, кото­рые изучали новейшие достижения византийских, а также южнославян­ских мастеров эпохи «Палеологовского ренессанса». До этого москов­ские иконописцы «разговаривали» на художественном языке, который был всё же слишком элементарен. Вот почему такое важное значение имело появление в Москве грече­ских «письцов». И их первым рус­ским ученикам было суждено ска­зать новое слово в московской живописи.

Наиболее известным памятни­ком, в котором нашли воплощение новые веяния, является икона Ус­пенского собора с оплечным изо­бражением Христа, получившая на­звание «Спас Ярое Око». Общий иконографический тип, абрис голо­вы, объёмная трактовка лика, сдержанный сумрачный колорит с яр­ким ударом красного на губах вос­ходят к широко распространённым в то время византийским образ­цам, хотя некоторые детали (напри­мер, слишком тщательная прори­совка морщин на лбу, придающая образу Спаса налёт патриархальной суровости) выдают руку местного мастера. Прекрасным произведени­ем московского искусства, обогащённого византийским художест­венным опытом, считается также икона «Борис и Глеб на конях». В ней много общего с коломенской иконой: огромное внимание к силу­этам, ставшим здесь изысканно щеголеватыми, тяготение к плос­костной композиции, к яркому, праздничному колориту. И всё-таки многое изменилось. Фигуры стали значительно объёмнее, движения и жесты — мягче и естественнее, тща­тельно проработанные одежды пе­редают пластику форм.